Картина напрягающая, но выбора у Дуси не было. Не оставь она начальство куковать, с Паршина станется - запрыгнет в автомобиль, что дожидается его у ворот, и догонит Евдокию у шлагбаума.

Дуся выбежала на крыльцо. В теньке веранды на шезлонгах сидели мать и сын - Ираида с Казимировичем.

-  Доброе утро, - воспитанно поздоровалась Землероева и, как только услышала ответное приветствие, выпалила: - Мне надо уехать. Срочно! Олег еще спит. Проснется, скажите, что у меня дела в городе.

-  А-а-а... - разинул рот критик.

-  Мне некогда! Потом поговорим! - на бегу выкрикнула сыщица и припустила к воротам.

                                                               ***

Когда на дороге к КПП поселка показался один из автомобилей, на которых мироновские бойцы в Н-ск нагрянули, Евдокия набрала на своем вернувшемся к ней с чемоданом мобильнике номер Паршина.

-  Олег, прости, я уезжаю. Мирону стрелку забили. Мне необходимо там присутствовать.

В трубке успел раздаться гневный вопль, прежде чем покаявшаяся сыщица нажала на отбой.

От Александра Сергеевича едва ощутимо тянуло перегаром: наводя мосты с портовиками, Миронов вечером немного оттянулся, но выглядел достойно и почти свежо. Хотя и хмуро.

Дусе не понравилось, как напряжены шеи сидящих впереди Димона и водителя Толяна; лишь только пересев в салон мироновского «лексуса», девушка ощутила тревожные флюиды, распространяемые мужиками.

-  Александр Сергеевич, у нас что-то не в порядке? - негромко спросила Дуся, повернувшись к Саше полубоком. Миронов поморщился, потеребил пальцами выбритый подбородок. -  Александр Сергеевич, когда вы не отвечаете, вы меня пугаете.

-  Семинаристу удалось перенести стрелку на свою территорию. Если воропаевские согласились встретиться у пролетарских, значит, не все так уж плохо, - тяжеловесно произнес авторитет.

-  А в чем вообще дело-то?! О Николае Васильевиче что-нибудь известно?!

-  Дусь, ты всегда такая нетерпеливая, а? У нас не принято болтать по телефонам - приедем, там и узнаем!

Миронов позволял себе покрикивать, а значит - нервничал.

Диафрагма Дуси вновь затеяла игру с желудком, по позвоночнику заскользили ледяные пальцы страха. Евдокия мысленно подготавливалась к жуткой новости: воропаевские грохнули Васильевича. Сначала пытали, а потом убили.

Девушка оглянулась: за «лексусом» патрона ехали автомобили сопровождения. Повернулась прямо: Дмитрий машинально поправлял подмышкой кобуру.

«Эх, надо было с Паршиным проститься по-человечески! И маме позвонить «с курорта»...»

Помимо Митрохина и Конника в кабинете Семинариста находился новый персонаж. Низкорослый, почти квадратный накачанный мужик лет сорока, со зверским взглядом. Когда ему представили вошедших, он, сидя в кресле, дернул подбородком и, наклоняя голову, отвернулся, тиская между колен кулачищи с расплющенными, фиолетовыми костяшками.

Дусе его взгляд показался абсолютно людоедским. Встречая прежде подобных колоритных персонажей, Евдокия быстро переходила на другую сторону улицы. Нынче сподобилась быть ему представленной.

-  Это Моня, - отрекомендовал качка-людоеда Семинарист. - Правая рука Иваныча.

Мирон и Моня взаимно прищурились, попялились, как два боксера перед схваткой. Руки друг другу не предложили. Все сели.

Помолчали.

Занимая вынужденную паузу, Евдокия исподволь поглядывала на Митрохина и пыталась угадать: вчера Семинарист на славу погулял с Мироном и оттого сегодня бледный? Или ситуация сложилась и для него покойницкая?

-  Семён? - выжидательно посмотрев на Моню, произнес Загребин-Конник. - Может быть, начнешь?

Воропаевский заместитель еще пару раз стиснул пудовые кулачищи и приступил...

В офис Семинариста Евдокия приехала, без всяких натяжек, перепуганная до смерти. Готовилась к кошмару. Хотела попросить Толяна остановиться у магазина, носовых платков купить. Сразу две дюжины.

Слушая Семена-Моню едва удерживалась, чтоб не пуститься в пляс: Семен повествовал о замечательных вещах! Как песнь слагал во славу советских войск специального назначения!

Если верить словам Семена-Мони (а не верить им нет смысла) и немного окультурить текст, то получилось так.

После того как Евдокия удрала от дороги, где им подготовили засаду, Васильевич засаду ОБЕЗВРЕДИЛ. Скрутил трех мужиков и одну драчливую тетку. Погрузил их в «газель» и отвез в тихое местечко, где, не вынимая из «газели», допросил с пристрастием.

Мужики, как на подбор, оказались бесстрашными и устойчивыми к боли. Тогда Васильевич предложил тетке нос отрезать, тетенька подумала, подумала: как ей дальше жить без носа? Дед решительный попался, откромсает ноздри и не хрюкнет, - и сдала Воропая со всеми потрохами. Сообщила, где их с украденным товарищем шпионом ждет гражданин смотрящий.

Шаповалов на грузовичке, полном горе-похитителей, отправился туда.

Известную «газель» спокойно пропустили в ворота некоего домовладения. Там Васильевич преспокойно уговорил лечь  отдохнуть еще парочку неповоротливых горилл. Прошел непосредственно в покои.

Что произошло в покоях - неизвестно. Но из дома Николай Васильевич вышел уже в сопровождении Иван Иваныча. Иванович немногословно, но выразительно «пожурил» охранников и под угрозой пистолета уселся за руль собственного автомобиля. Понукаемый тем же пистолетом, уехал-с в неизвестном направлении.

Ур-р-ра!!!

Слушая людоедского качка, Евдокия едва удерживала ноги от чечетки, ее переполняла радость, гордость, ликующие крики - знай наших! - рвались из горла. Но полноценно ликовать мешала мысль: «Какая же я дура, бестолочь, тетеря косорукая!!» Если б в нужный момент Евдокия нажала на нужную кнопочку и заблокировала дверцы «Нивы», как приказывал Васильевич, то сейчас сидела бы не в обществе авторитетных урок, а находилась рядом с другом Шаповаловым! (Ну и смотрящим Воропаевым, конечно.) Она бы не ломала голову, не съезжала с разума от тревоги, не возвращалась к Муромцам... Сашу бы не вызывала и втык от Паршина не получала!

Кошмар. Минут через пять Землероевой уже казалось, что во всем виновата лишь она одна.

Но тут разговор коснулся ее героического выступления.

Два мужика, что отправились за сыщицей в погоню, на дорогу возвратились к шапочному разбору: «газель», шпион, братва и одна тетка - исчезли в непонятном направлении. Мужики маленько почесали в репах, сели на водительские места «жигулей» и ЗИЛа, подпиравшего хвост «Нивы», и уехали с места событий.

Так на обочине дороги, засыпанной битым стеклом, и оказалась одинокая машина с московскими номерами и розовым чемоданом в багажнике. Эту машину позже нашли. И подняли весь город на уши.

Прослушав полную реконструкцию дорожных событий, Дуся тут же прекратила каяться. Вспомнила. Только у одного из нападавших был пистолет в руках, и этот самый нападавший, вместо того чтоб взять Васильевича на мушку - или, не дай бог, выстрелить! - пустился в погоню за девочкой в котятах! Оставил братанов при газовом баллончике, бейсбольной бите и одной боеспособной тетке.

Умора.

Эти же самые мужики, кстати, и к домовладению, откуда Шаповалов умыкнул смотрящего, опоздали минут на двадцать. Так что, получалось, драпала по лесу Евдокия не впустую. Она Васильевичу шибко помогла, когда часть нападавших увела за собой! Причем с запасом расстояния, надолго.

И вот уже почти двое суток от Воропая и его похитителя ни слуха ни духа. Братство уркаганов находится в сильнейшем беспокойстве. (Тут надо коротко заметить, что беспокойство Моня выразил так неаккуратно, что у Дуси уши трубочкой свернулись.) И если пришлый столичный авторитет в темпе не отловит своего ушлого родственничка, то отвечать придется уже им обоим.

После слов угрозы в кабинете ненадолго воцарилось молчание. Радовалась Евдокия рано. Мирон сидел - мрачнее тучи.

-  Та-а-ак, - наконец многозначительно протянул Сергеевич. - Как понимаю, ты мне предъявляешь, Моня?